Мария Фадеева о лыжном походе к озеру Джека Лондона, март-апрель 2019

Сейчас будет очень, очень много букв о лыжном походе к озеру Джека Лондона, что в Магаданской области, и не говорите потом, что я не предупреждала.

Невозможно писать о нашем походе, не написав сначала о Колыме.

Как случилось так, что название одной отдельно взятой реки, каких есть в России бесчисленное множество, обросло столькими смыслами? Советский Клондайк, край бородатой романтики и быстрых денег, "золотая" река Колыма - это то недавнее (ну относительно недавнее, ибо нет в мире ничего абсолютного), что вспоминают сейчас с трогательной ностальгией дети и внуки геологов-первооткрывателей. А под этим, стоит слегка ковырнуть романтический пласт старой железной киркой, открывается промерзший насквозь мрачный ад золотых забоев, где вплоть до поздней Оттепели гибли как мухи от истощения, голода и холода сотни тысяч осужденных по пятьдесят восьмой "без права выезда с Колымы после освобождения". Разве не подскакивает хоть немного пульс у каждого, кто хоть что-нибудь понимает о России, при одном упоминании этой конкретной реки?

Между тем, рудники Колымы давно опустели, лагерные развалины поросли травой, в бухту Нагаева уже не причаливают этапы политических, золотой бум давно покрылся плесенью, а золото осталось только в названиях магазинов по всему Магадану.

Трудно себе представить тем, кто не видел эти края даже по телевизору, что верховья Колымы - это места удивительной красоты и удивительной же тишины и безлюдности. Это остроконечные сопки, покрытые снегом, сколько глаз хватает, это небо нежных розовато-голубых цветов на закате, какое бывает только на Севере, это Белое Безмолвие Джека Лондона, это безграничная власть природы над крохотным человеком и это испытание физических и моральных ресурсов любого, кто зачем-то решит отправиться туда.

А отправиться туда в лыжный поход на границе между зимой и весной решила группа мужчин, "бородатых по делу, а не велением моды", под предводительством Dmitry Aleshkin без страха и упрека и с ними девочка в розовой курточке, то есть, собственно, я. На этот раз рядом был муж, что делало мою задачу намного легче, хотя для мужа мысль о жизни в палатке в минус 20 была полнейшей новостью. По всем признакам поход обещал быть интересным задолго до его начала.

Конечно, мы готовились. Еще как готовились, аж дым стоял коромыслом. Задолго, методично, многократно проверяя оставшиеся пункты из списка. Теперь уже, по возвращении, можем поставить себе за подготовку зачет. Доработка на будущее - мои лыжные ботинки, которые поначалу работали хорошо, но в итоге все же не ужились с ногами и понаделали на пятках дырки с мясом. При этом муж в свои ботинки, купленные там же, где и мои, практически врос и теперь грозится не снимать их никогда и ходить в них на работу.

Что было? Бег и ходьба на лыжах по снегу, льду и ледяной воде с экспедиционными санями за спиной весом около 25-27 кг. Ходовых дней было 7, ночевок в палатке 6, общий пройденный путь 140 км.

Была невозможная на первый взгляд смесь из Джека Лондона по мотивам рассказов о золотой лихорадке на Юконе, из Ледяного похода Добровольческой армии с Дона на Кубань зимой 1918 года, из теней и призраков "Колымских рассказов" Шаламова, из вечных и так любимых историй Нансена, Амундсена, Шеклтона, Альбанова, которые можно пересказывать бесконечно.

Были марш-броски более 30 км за день, были и солнце, и пурга, и холодный ветер в лицо, и иней в палатке по утрам, и бесконечные одевания и переодевания нужных слоев одежды на сон, движение и остановку.

Был костер на льду, провалившийся вниз, как кратер вулкана, и удивительное чудо инженерной мысли для подвешивания над ним котла, составленное из нескольких разноформатных коряг и лавинной лопаты.

Были удивительные люди, живущие в поселке Синегорье, что на Колыме, для которых всю прошедшую неделю мы были главной достопримечательностью и которые все время предлагали нас спасти и увезти на снегоходах и треколах из палаток в тепло к батарее.

Был визит на ТДС - труднодоступную станцию метеорологии, где живущая и работающая там в полном одиночестве семейная пара угощала нас чаем и оладьями. Невозможно описать чувства человека, на четвертый день зимнего похода увидевшего в тарелке с цветочками румяные оладьи, тут художественные средства автора заходят в тупик, ибо поймет только тот, кто испытал на себе.

Были дебаты у костра с разбором дневников Амундсена из экспедиции к Южному полюсу с цитатами, ссылками, сенсациями и опровержениями.

Были высокие скалистые горы за озером, которые открылись нам из облаков ровно на перевале после тяжелейшего подъема, когда лыжи упорно ехали вниз, и туда же тащили сани, а идти при этом надо было вверх и вперед.

Был особенно трудный день для всех, даже для самых бородатых мужчин - предпоследний ходовой - когда из-за пурги дневной марш растянулся на 32 км с финальным броском в 14 км уже в сумерках в условиях метели с плохой видимостью без возможности остановиться на привал. Я шла последней, из-за мозолей быстро идти не получалось, поэтому моей задачей было не отстать и не останавливаться. Я старалась не терять глазами черные точки впереди, которые продолжали двигаться без признаков скорой остановки. Ноги с лыжами переставлялись сами собой в каком-то механическом ритме, а голове все время вертелся зудящий вопрос: Ледяной поход был все-таки с Дона на Кубань или наоборот? Сознание цеплялось за эту важную проблему и не давало окончательно провалиться в метель и усталость, пока наконец, спустя целую вечность, черные точки далеко впереди не остановились, и не появился финиш.

Был удивительно спокойный последний ходовой день, когда облачность расступилась, показалось солнце и сопки, и мы снова отмахали 30 с плюсом с хорошим подъемом на финише.

Была математика по Алешкину, невозможная в Эвклидовом пространстве: то, что туда идется за четыре дня при отличной видимости под солнцем, обратно проходится за два дня в метель со снегом в лицо. Продолжая математические изыскания, имеем 7 человек на входе и 5 на выходе минус один снегоход до поселка и плюс много ударов по кочкам в кузове.

Были мужчины с топором и пилой, разводившие костер даже в черной дыре, была между ними эта молчаливая согласованность, а у девочки в розовой курточке было чувство полной уверенности, что сам черт в ступе им в деле не помешает.

И все время, с первой минуты, была твердая железобетонная необходимость пройти маршрут до конца и был удивительный финиш через перевал, когда я шла одна, шла легко, почти подпрыгивая, как будто не было более сотни километров за спиной, и смотрела на дальние заснеженные сопки и на Колыму, убегающую между ними в далекую Арктику, и было такое чувство покоя и умиротворения, какое бывает от хорошо сделанной работы. "Делай или умри", как писал Куваев о Дальстрое, уже не о том страшном аду тридцатых-сороковых, а о романтике разведок и изысканий в более гуманные времена, если такие вообще когда-либо бывали. И мы сделали, и девочка в розовой курточке тоже.

Но самое - самое! - главное, ради чего все и делается - была команда людей, с которыми в детстве и не в детстве читали одни книги, с которыми шутки рождаются на ровном месте из снега и льда, и с которыми муж уже не глядя ни на что записался в следующий лыжный поход неважно куда.

Такой была наша Колыма, смешавшая прошлое и настоящее, и мы очень рады, что все получилось именно так, от начала и до конца. Пусть никогда больше не застучат кирки заключенных по мерзлому камню на берегах этой реки, и пусть для будущих поколений это будет еще один красивейший горный край, пусть в бухте Нагаева гуляют по набережной счастливые люди, и мы когда-нибудь еще вернемся на Колыму.